Великий Мерлин, как я ненавижу этот долбаный урок Древних Рун. К какому черту они нам нужны? Как я ненавижу этого долбаного учителя — и бубнит, и бубнит, и бубнит. Мрак! Так и хочется засунуть ему в рот какой-нибудь кляп. Думаю, носок Гойла, который он не снимает уже две недели, пришелся бы сейчас впору. Как я ненавижу эту долбаную школу, этого долбаного директора, эту долбаную…
Свою прекрасную, пропитанную желчью мысль я не смог закончить, потому что почувствовал чей-то взгляд на своей спине. Катастрофа! Чей-то мерзкий, грязный взгляд на своей прекрасной, мускулистой, белоснежной, идеальной спине.
— Какого черта ты пялишься на меня, грязнокровка? — спрашиваю я у этой долбаной всезнайки. — Влюбилась, что ли? На взаимность даже не рассчитывай!
Браво, Драко, браво! Опять ты её подколол. Ух, ты мой маленький проказник-хулиган! Так и хочется потрепать себя за щечку.
— Да я лучше унитаз в общем туалете поцелую, чем влюблюсь в тебя! — с яростью выплевывает она мне.
— Вот и поцелуй. По крайней мере, он будет единственным, кто тебе не откажет! — умничка, Дракоша, ты можешь собой гордиться!
— Заткни пасть, Малфой! — вступается за грязнокровку Поттер.
— Или что? — обожаю его злить! Да, да, да! Тупой очкастый урод так смешно ноздри раздувает. Прям, как лошадь. Хотя, будь я лошадью, обиделся бы за такое сравнение.
— Или мы придадим тебе твой истинный облик хорька! — опять этот Уизли. Такой мерзкий, такой конопатый, такой… рыжий. Рыжий-рыжий. Фу! На месте его зеркала, я бы покончил жизнь самоубийством.
— Двадцать баллов с Гриффиндора! — ура, ура! Снова мой любимый крестный наказал это позолоченное трио. А откуда, кстати, он взялся? Хотя это не имеет значения. Он все время появляется из ниоткуда, как тень. Мой любимый крестный. Правда, он больше похож на ободранную летучую мышь. И волосы у него явно никогда не знали шампуня. И вообще, странный он какой-то — вечно один ходит, бабы нет. Неизменно в черном костюме и плаще, будто у него вечный траур (наверно, по собственному рассудку — лет ему уже много, видимо, давно в маразм впал). Но это не важно — он все равно мой любимый крестный. Ну, по крайней мере, так папа говорит. А папа никогда дурного не скажет.
Так, на чем я там остановился? Ах, да… На том, как я ненавижу весь этот долбаный Хогвартс. И чего все так слюни пускают при поступлении сюда? По-моему, ничего особенного в этой школе нет. Сплошные наказания! Взорвал чучело на трансфигурации — наказан, вырезал неприличное слово на корне Мандрагоры — наказан, перекрасил кошку Филча в лилово-голубой цвет — наказан (а ведь ей так даже лучше было! Правда, это оказалась не миссис Норисс, а МакГонагл… Ну, подумаешь, ошибся! С кем не бывает…), накормил трехголового Пушка слабительными конфетами — наказан (мне даже жалко Хагрида было — хоть у Пушка задница одна, но гадит он за троих. А уж что было, когда я псине слабительное дал…), написал в Кубок Огня — тоже наказан! Ну, просто мрак какой-то! Ну, ничего! Когда я вырасту, я им всем покажу!
— Мистер Малфой, отнесите эти свитки профессору Слагхорну, — на этот раз от размышлений меня отвлек профессор Снейп. Я посмотрел на кучу макулатуры, на которую он указывал, и чуть не упал в обморок — я это в жизни не подниму! И вообще, не для того появилось на свет мое прекрасное тело, чтобы таскать такие тяжести!
— Может, попросите кого-нибудь другого? — обращаюсь я к крестному. А почему сразу я? Нельзя, что ли, другому такое приказать? Например, Поттеру. Если он упадет под тяжестью этих свитков, скатится по лестнице и вывернет шею, то никто не расстроится. А если это произойдет со мной… Ужас!
— Я уже попросил вас, мистер Малфой. Если вам тяжело, то пусть вместе с вами кто-нибудь пойдет. Ну, Грейнджер, например.
Что?! Грейнджер?! Крестный, ты совсем свихнулся? Кажется, тебе пора пить лекарство! Хочешь, чтобы я таскал такую тяжесть, да еще и вместе с Грейнджер? Ну уж, дудки!
— Но, может, все-таки…
— Нет! — обрывает меня крестный. Ну, ладно-ладно. Я все папе расскажу! Вот придешь ты к нам в следующий раз, отольются кошке мышкины слезки. Нет, конечно, ты хоть и похож на облезлого кота, но я на мышку точно нет. И потом, я же никогда не плачу! Малфои никогда не плачут. Во-первых, потому что мы безразличные, во-вторых, слишком крутые для этого, ну, и в-третьих — папа сказал, что выпорет, если я когда-нибудь заплачу. А ведь он действительно выпорет! Нет, конечно, я и другие причины ценю, но все-таки про третью тоже забывать не стоит.
Что ж, придется выполнять поручение Снейпа. Чертов старый хрыч, чтоб ему бладжером по башке заехали!
Вот встает эта грязнокровка и берет часть свитков. А почему так мало? Она что думает, я Геракл, что ли?! Могла бы и побольше взять — если она заработает грыжу, то не жалко. И потом, из-за этой кипы я могу испортить свою великолепную прическу! А у Грейнджер портить нечего — у нее волосы лежат так, будто она пальцы в розетку засунула.
Чертыхаясь, я беру оставшиеся свитки и выхожу из класса. Грейнджер идет следом.
— Что, Малфой, силенок не хватает все одному дотащить? Или ты специально меня вытащил? — пытается она подколоть меня.
— Не тешь себя надеждами, Грейнджер! Я лучше бы у Снейпа на отработку остался, чем с тобой наедине! — молодец, Драко. Вот так вот, грязнокровка, накося выкуси!
— Ты что, боишься меня? — язвительно спрашивает она.
— Конечно, — киваю я, предвкушая её реакцию, — вдруг ты меня изнасиловать хочешь?
Умничка я. Просто молодечик. О, как смешно пыхтит Грейнджер, заливаясь краснотой. Она похожа на взбесившуюся свеклу.
— Ну, знаешь что, Малфой…
— Юная леди, вам не стоит выражаться грубыми словами, — не дает ей договорить какой-то старик с картины. Вот черт! Какого Мерлина, спрашивается, он влез в наш разговор?! Долбаные картины. Ну, все, сегодня ночью точно приду с банкой краски! Хотя, однажды меня уже наказали за подобное. Я пририсовал парочку жировых складок к портрету Полной Дамы около общежития Гриффиндорцев. Нет, ну а что такого-то? Она ж и так толстая!
— О, благодарю вас за свитки. Я уже давно их жду, — за размышлениями я даже не заметил, как мы дошли до кабинета Слагхорна.
— Извините за задержку, профессор, — мямлит Грейнджер и укоризненно смотрит на меня. — Если бы кое-кто не шел, как беременная черепаха на костылях, мы бы принесли свитки быстрее.
Я чувствую, что моя прекрасная челюсть болтается где-то на уровне моих прекрасных колен. Что?! Это я беременная черепаха на костылях?!
— Молчи, грязнокровка!
— Сам заткнись, хорек!
— Чертова всезнайка!
— Слизеринский ублюдок!
— Гриффиндорская заучка!
— Папенькин сынок!
— Любимица Поттера!
— Подхалим!
— Любимица Уизли!
— Урод!
— Дура!
— Кретин!
— Выскочка!
— Ребята, хватит ссориться! — ах, да! Я уже и забыл, что Слагхорн рядом.
— Извините, профессор… — и это я еще подхалим, а, Грейнджер?! Сама вечно выслуживаешься! — Мы пойдем на занятия.
Ага, щщщщаз! Сама иди. Я лично планирую смыться на кухню, что-то уж больно кушать хочется. Сейчас бы кашки….ммм… А крестный меня прикроет.
Мы одновременно разворачиваемся, чтобы уйти, и сталкиваемся лбами.
Ой, тоже мне, разоралась… А она своей глупой всезнающей башкой не подумала, что у меня может синяк остаться? А на моей белоснежной коже они всегда очень заметны!
— Я же не виноват, что у тебя башка такая — нестандартно большая!
* * *
И по новой…
— Дебил!
— Коза!
— Урод!
— Дура!
— Напыщенный павлин!
— Тупая грязнокровка!
— Сам тупой!
— Сама напыщенная!
Так спорили двое молодых людей, удаляясь по коридору. И никто из них даже не заметил, как профессор Слагхорн, сочувственно вздохнув им вслед, прошептал что-то, и из его волшебной палочки вылетело несколько желтых искр, которые бесшумно последовали за ребятами и растворились в светловолосом юноше и стройной девушке, чьи каштановые волосы красиво переливались в свете факелов.
* * *
Я резко замер. По-моему, что-то изменилось, только я никак не мог понять, что именно. Я обернулся и увидел, что Грейнджер тоже остановилась.
— С тобой все в порядке, Гермиона? — спросил я у нее и удивился: я, оказывается, знаю её имя! Нет, ну конечно, знаю, мы ведь учимся на одном курсе уже шестой год. Хогвартс. О, Мерлин, как я люблю эту школу. Эти стены, эти потолки, эти призраки и учителя — все такое родное. Почему-то мне хочется расплакаться от нежности. Нет, стоп! Что? Я — плакать? Конечно, нет! А, впрочем, что тут такого? Ну, накопились чувства — с кем не бывает.
— А тебе-то какая разница, Малфой? — спрашивает она, и я снова удивлен — в её голосе столько язвительности, столько желчи. Не замечал раньше, что она такая холодная.
— Я просто поинтересовался, — это что? Я оправдываюсь перед ней? Не может быть.
— С каких это пор тебя касается мое самочувствие, а, хорек? — усмехается она. Нет, ну как можно быть такой бесчувственной? Это же просто… просто свинство какое-то! Не люблю я таких людей. Я внимательно всматриваюсь в её лицо, в безразличные глаза. Взгляд суров, но тепло карих омутов согревает. Я раньше и не замечал, что цвет её глаз так красиво сочетается с цветом волос. Кудрявые, немного взъерошенные локоны… Они наверняка мягкие, к ним хочется прикоснуться.
— Ты чего на меня так вылупился? — опять презрительная ухмылка на её лице. — Нравлюсь, что ли?
— Вовсе нет! — обиженно восклицаю я, а она заливается злорадным смехом. Это что? Боль? Мне больно? Да, черт возьми! Ой, так нельзя выражаться. Это нехорошо.
— Только не плачь, ладно? — язвительно подкалывает она меня.
— И не подумаю! — заявляю я, чувствуя, как сердце больно екает, а к горлу поднимается комок.
— Вы где так долго шлялись? — ой, я даже не заметил, что мы уже зашли в кабинет профессора Снейпа. Учитель смерил Гермиону свирепым взглядом и продолжил. — Двадцать очков с Гриффиндора.
— Но так ведь не честно! — возмущаюсь я. — Это просто несправедливо! Вы снимаете очки незаслуженно!
— Эээ... не понял, — кажется, крестный действительно удивлен. Но он ведь не прав, мы вместе относили свитки, значит снимать очки надо с обоих факультетов!
— Ой, да снимайте хоть сто — мне все равно, — заявляет Грейнджер, язвительно ухмыляясь.
— С каких это пор, мисс Грейнджер? — с той же интонацией спрашивает Снейп, а мне становиться жалко Гермиону. Ну, нельзя же так с девушками обращаться!
— С недавних. Снимайте, сколько влезет. Смотрите только, от удовольствия не лопните. Хотя нет, лопните. Мне вообще плевать.
— Гермиона, с тобой все в порядке? — спрашивает Гарри. На моем лице появляется улыбка — беспокоится. Он хороший, заботиться о ней. И почему я раньше лез к нему? Чувствую, как стыд румянит мне щеки. Надо будет извиниться потом.
— В полном. Пойдемте лучше отсюда, меня уже заколебали эти уроки, — заявляет Гермиона и уходит.
— Что ты с ней сделал, ублюдок? — налетает на меня Рон.
— Ничего, честное слово! — примирительно поднимаю руки я.
Мерлин, вдруг он меня сейчас ударит? Только не это! Я сильно зажмуриваюсь и открываю глаза только тогда, когда больше не чувствую двух крепких рук на своем воротнике. Слава Мерлину! Уизли не ударил меня. Ну, его можно понять — он ведь тоже беспокоится за Гермиону. Какие они все все-таки хорошие! Я вздыхаю, наблюдая, как два друга бегут догонять Грейнджер. Вот бы и мне таких друзей...Стоп! А ведь у меня есть друзья! Моя верная свита — Крэбб и Гойл. Кстати, где они?
Я оглядываюсь, и сердце наполняет нежность, когда вижу их позади себя. Я поворачиваюсь к ним лицом и улыбаюсь.
— Эмм… Драко, с тобой все в порядке? — спрашивает Крэбб.
Непонятное чувство радости проскальзывает в моей голове. Они беспокоятся! Да, да, мои друзья беспокоятся обо мне! Какие же они все-таки замечательные. С самого детства рядом со мной, терпят все мои упреки и насмешки. А я… Я веду себя как последняя свинья по отношению к ним. Счастье сменяется угрызениями совести.
— Драко? — это уже Гойл.
Ну вот, я снова счастлив. Ничего, я потом попрошу прощения у них обоих. У нас еще будет время поговорить. Мерлин, спасибо тебе за таких друзей!
Чувства переполняют меня, и я кидаюсь к ним в объятия.
— Тебе плохо? — испуганно спрашивает Гойл.
Радость распирает меня изнутри, я не выдерживаю и заливаюсь добродушным смехом.
— Нет, глупышки-дурашки, — я ласково ударяю их по носам и еще сильнее прижимаюсь к ним. — Ладно, увидимся на ужине. Я пойду пока... почитаю. Да, точно.
Странно, что эта замечательная мысль посетила меня впервые. Читать книги — это ведь так интересно! И познавательно! Почему я раньше об этом не думал? Почему не видел соблазна в том, чтобы сесть на подоконнике в нашей общей гостиной, укутаться в теплый плед, взять кружку с горячим шоколадом и углубиться в чтение? Это ведь так чудесно — впитывать каждое слово, написанное веками назад великими людьми! А этот запах старых книг! По прекрасности он может сравниться только с запахом свежескошенной травы и нового пергамента. Ах, я опять замечтался. Ну что ж, не буду терять ни минуты и поскорее побегу в библиотеку.
Я выхожу из класса, оставляя Крэбба и Гойла с удивленными лицами. Это так мило — видеть их, находящимися в ступоре. Честное слово, они похожи на больших плюшевых медведей. Очаровательно!
Я уже вприпрыжку бегу по коридору Хогвартса. Всего один поворот отделяет меня от входа в книжное царство. Я сворачиваю за угол и...
— Черт, Малфой! — злится Гермиона, потирая ушибленный лоб. — У тебя совсем, что ли, повылазило?
— Извини, пожалуйста. Я не хотел, правда, — прошу прощения я, так же потирая свой лоб.
— Я не хотел, правда, — кривляется она, затем одаривает уничтожающим взглядом. — Какого лешего ты здесь вообще шляешься, хорек?!
— Я шел в библиотеку, хотел взять что-нибудь почитать, — поясняю я, надеясь, что смена разговора хоть как-то сгладит мою вину.
— Тоже мне, книжный червь, — хмыкает она.
— Ну, ты же тоже любишь читать…
— С ума сошел? Ах, да, как можно сойти с того, чего никогда не было, — сейчас мне кажется, что она вся сплошь пропитана злостью. — Я ненавижу эти тупые книги. Что толку в том, чтобы читать всякий бред, написанный чокнутыми волшебниками?
— Не говори так, — я пытаюсь возразить.
— А то что? А то что, Малфой? — она начинает подходить ко мне, широко расправив плечи и вытянув голову вперед. Мне становится страшно от ее приближения, я вжимаюсь в стену и стараюсь не встречаться с её колким взглядом. — Ударишь меня, хорек? Да ты даже прикоснуться ко мне не посмеешь, понял? Какой же ты жалкий… Ты — грязная подстилка. Выслуживаешься перед своим папашей, а он лижет задницу Темному Лорду.
Мерлин, зачем она так говорит? Как же больно! Нет, я не такой. И мой отец тоже.
— Ты не права, — шепчу я, пытаясь подавить рвущиеся наружу рыдания.
— Как же, — ухмыляется она. — Вали отсюда. Не хочу больше видеть твою тупую аристократическую морду.
Она отходит от меня, окинув презрительным взглядом. Я срываюсь с места и бегу, куда глаза глядят. Тугой ком в горле становится все ощутимее, сердце больно сжимается. Зачем она так говорит? Почему Гермиона такая резкая, холодная, бесчувственная? Я ощущаю дрожь в теле, пытаясь побороть накатившую истерику.
— Малфой, что с тобой? — взрослый голос заставляет меня остановиться. Я оборачиваюсь и вижу крестного. Он повторяет свой вопрос. — Что с тобой?
Я больше не могу сдерживаться, и слезы ручьем текут из моих глаз. Я кидаюсь к профессору в объятия. Становится немного легче от ощущения твердой мужской груди перед собой. Я чувствую себя защищенным, хотя соленые капельки не перестают катиться по щекам, и рассказываю крестному все. Как хорошо, что он сейчас рядом.
— Так, понятно, — говорит он и тянет меня куда-то.
* * *
Профессор Слагхорн преспокойненько потягивал сливочное пиво у себя в кабинете. Дверь резко распахнулась. На пороге стояли трое: Гермиона Грейнджер с сигаретой во рту, Драко Малфой, весь в слезах, а между ними Северус Снейп, взъерошенный и очень сердитый.
— Ты что с ними сделал, индюк напыщенный? — мертвенным голосом спросил Снейп у Слагхорна.
— А в чем, собственно, дело? — попытался «включить дурачка» Слагхорн, но под грозным взглядом второго профессора отказался от этой идеи. — А с чего Вы вообще взяли, что это я с ними что-то сделал?
— У них съехала крыша после похода к тебе!
— Ладно-ладно, я сейчас все исправлю, — пообещал перепуганный до седин Слагхорн и достал волшебную палочку.
* * *
Я резко замер. По-моему, что-то изменилось, только я никак не мог понять, что именно. Я обернулся и увидел удивление на лице грязнокровки. Она шокированным взглядом рассматривала сигарету, которую держала в руках. Грейнджер курит? Не знал. Ладно, неважно.
— Какого черта тут происходит? — возмущаюсь я и только сейчас замечаю крестного и Слагхорна.
— Вот теперь все нормально, — говорит Снейп и уходит, одарив второго профессора убийственным взглядом. Я прекрасно знаю этот взгляд — этому крестный у дяди Волди научился.
— А что произошло? — ах да, я и забыл, что грязнокровка все еще тут.
— Ничего особенного, — с идиотской улыбкой на лице говорит Слагхорн, потом улыбается еще шире с видом «это сделал не я».
Он возвращается к своему столу и роется в кипе пергаментов. Фу, ненавижу всю эту макулатуру. Какой идиот согласится торчать целый день с книгами? Наверно, никакой. А, нет, я ошибся. Один, точнее, одна из них сейчас стоит рядом со мной, пытаясь потушить сигарету. Видимо, больше тут делать нечего. Смысл мне тратить свое драгоценное время и торчать тут, да еще и в обществе этой грязнокровки, прическа которой называется «я у мамы вместо швабры»?
Я разворачиваюсь и...
— Черт, Грейнджер! У меня из-за тебя точно синяк будет! — я уже в который раз потираю ушибленный лоб. Блин, теперь придется идти в больничное крыло. Ну, так даже лучше — прогуляю уроки. И, кстати, я так и не поел кашки.
— Я не виновата, что ты своей огромной треугольной башкой сшибаешь все на своем пути, — шипит она на меня.
— Заткнись, дура!
— Сам заткнись, хорек!
— Грязнокровка!
— Ублюдок!
— Книжный червь!
— Напыщенный павлин!
— Ты повторяешься, зубрилка!
— Такую правду не грех и два раза сказать.
— Дебилка!
— Имбицил!
— Сама тупая!
— А ты урод!
* * *
Профессор Слагхорн с непонятными чувствами смотрел на две удаляющиеся фигуры, и до него все еще долетали обрывки ругательств, которыми осыпали друг друга эти двое учеников. И тут…
— Рон, ты идиот!
— Сама ты дура, Панси!
— Расплодились, как тараканы.
— А у твоей матери сил даже на одного нормального ребенка не хватило.
— Заткнись, Уизли!
— Сама закрой пасть, Паркинсон!
Двое молодых людей шли, увлеченно спорив и обзывая друг друга. Заметив профессора, они вежливо поздоровались и на какое-то время затихли. Но стоило им пройти пять метров и…
— Подстилка Поттера!
— А ты таскаешься за Малфоем!
— Замолчи, дебил!
— Только после тебя, кретинка!
Профессор смотрел вслед уходящим ученикам, и его не покидало чувство дежавю. Вдруг на лице Слагхорна появилась лукавая улыбка, он достал палочку, прошептал что-то и...